Итак, мы видим, что немцы имели сравнительно мало танков отнюдь не от бедности. Нет, они просто не делали ставку на одни лишь танки, обеспечивая боевую силу и подвижность механизированных войск другими видами техники. У Гудериана об этом и говорится, но вскользь, между строк. Между тем еще в 1931 году советский теоретик танковых войск К. Б. Калиновский отмечал, что моторизация важнее механизации (т. е. оснащенности танками):
«Вообще получается, как это ни странно, что моторизованное соединение… оснащенное соответствующими средствами разведки, обладает самостоятельностью большей, чем подобного рода механизированное соединение…
[Но] с точки зрения наступательных возможностей наступательная способность механизированного соединения выше, чем моторизованного…
Способность удерживать местность у моторизованного соединения полная, а у механизированного соединения эта способность будет равна почти нулю, сила механизированного соединения — в движении и в огне.
Вот мы и добрались до главного назначения танков: они обеспечивают усиление моторизованной пехоты при операциях в глубине обороны противника, но при этом не способны к самостоятельным действиям. Поэтому процитированное выше утверждение, что «пехота поддерживает действия танковых частей, а не наоборот» является полностью ошибочным. Опыт Второй мировой войны наглядно показал, что отсечение танков от пехоты ведет к неизбежному провалу танковой атаки. При этом пехота без танков при наличии должных способностей командования и необходимого превосходства в силах способна выполнить весь спектр боевых задач — просто медленнее, с большими усилиями и более высокими потерями.
Итак, танки были созданы именно для поддержки пехоты, и таковая поддержка остается их главной задачей и по сей день. Действительно, поначалу немцы старались не использовать танки непосредственно в прорыве обороны противника, предпочитая вводить их в уже готовый прорыв — но и в советских уставах 30‑х годов четко разделялись функции непосредственной поддержки пехоты (НПП) и танков дальнего действия (ДД). Первые входили в состав танковых батальонов, придаваемых пехотным соединениям, вторые — в состав танковых дивизий и корпусов, предназначенных для введения в прорыв; их использование для «допрорыва» обороны уставами допускалось, но не одобрялось.
Немцы же, ориентируясь на опыт 1918 года, полагали свою пехоту вполне способной прорвать вражескую оборону и без танков — естественно, при активной поддержки авиации и артиллерии. Для крайних случаев у них существовали дивизионы штурмовых орудий — полный аналог танков НПП. В ходе кампании на Востоке, столкнувшись с необходимостью раз за разом прорывать прочную оборону, немцы постепенно наращивали количество штурмовых и самоходных орудий в пехоте, а с 1943 года были вынуждены начать создание специальных танковых частей НПП — тяжелых танковых батальонов. Эти батальоны состояли из танков «Тигр», они придавались пехотным (а не моторизованным!) дивизиям и корпусам и должны были усиливать немоторизованную пехоту как в обороне, так и в наступлении.
Итак, попробуем сформулировать общие принципы тактики танковых (точнее сказать, мото–механизированных)
войск, как они проявились в ходе войны:
1. Подвижные (мотомеханизированные) части предпочтительно вводить в чистый прорыв, минимизируя потери при преодолении вражеской обороны.
2. Подвижные части захватывают не территорию, а ключевые пункты в тылу противника — желательно там, где они не обороняются или слабо защищены.
3. Эффективность подвижных войск достигается хорошей разведкой и связью, которые определяют правильный выбор цели, неожиданность и быстроту в ее захвате, а также связь с авиацией — выполняющей в данном случае функции тяжелой артиллерии.
4. Мало просто захватить ключевой пункт — надо еще его удержать. Для этого подвижное соединение, во–первых, должно иметь достаточное количество пехотного наполнения, а во–вторых — артиллерийскую поддержку.
5. Успех подвижных сил следует как можно скорее закрепить переброской в захваченный «шверпункт» дополнительных сил, а также обеспечением их коммуникаций — то есть закреплением за собой занятой территории.
Нетрудно заметить, что во всех описанных выше случаях ключевую роль в закреплении достигнутого успеха, особенно в окончательном блокировании коммуникаций окруженной группировки и пресечении ее путей отхода, играет пехота. Даже в эпоху моторов она продолжает оставаться основной боевой силой сухопутной армии. Именно она обеспечивает достижение окончательного результата любой операции — закрепление достигнутого успеха и физическое уничтожение живой силы противника. Ни танки, ни авиация, ни кавалерия, ни артиллерия на это не способны — ни тогда, ни сейчас.
Танки могут несколько усилить пехотную оборону, однако все–таки их главное качество — подвижность — в обороне бесполезно. Здесь они в лучшем случае будут выполнять роль самоходной артиллерии, с учетом же ТТХ танков 30‑х годов — легкой и слабо защищенной. Конница для обороны также вынуждена спешиваться, то есть в оборонительном бою кавалерийская дивизия обычного штата будет представлять собой пехотный полк с соответствующей артиллерийской поддержкой.
Уже в 20‑е годы, при сохранении кавалерии, роль основных подвижных сил начала отводиться моторизованной пехоте, передвигающейся на автомашинах, к которым уже в ходе Второй мировой войны добавились бронетранспортеры. Такой пехоте требовалось сопровождение моторизованной же артиллерией — это предъявляло дополнительные требования и к разработчикам артиллерийских систем, поскольку большинство пушечных лафетов времен Первой мировой не имели соответствующего подрессоривания и были приспособлены лишь для небыстрого перемещения на конной тяге. Впрочем, в немецкой концепции блицкрига роль артиллерии поддержки отводилась штурмовой авиации (в первую очередь знаменитым пикирующим бомбардировщикам Ju-87 «Штука»). Лишь опыт войны привел немецкое командование к пониманию необходимости оснащения танковых соединений более мощной артиллерией — в том числе за счет сокращения количества танков.