Новая история Второй мировой - Страница 145

145

Надо сказать, что военная история предельно конкретна и больше, чем какой–либо другой раздел истории, опирается на формальные знания. Вторая Мировая война, например, задокументирована вдоль и поперек, и эти документы в общем и целом надо знать. Кроме того, необходимо очень хорошо знать географию, в том числе — экономическую. Желательно также иметь представление об общей истории — о теориях цивилизаций, о моделях исторического развития, об историческом контексте, в который вписана данная война. При этом нужно соблюдать баланс между дедуктивным и индуктивным методом. Нельзя идти только от общего к частному в заранее избранном направлении, игнорируя «неудобные» документы. Но точно также недопустимо двигаться только от частного к общему, абсолютизируя документ и игнорируя контекст. Нахождение такого баланса представляет собой главную проблему, возникающую при изучении военной истории.

Некритическое отношение военных историков (официальных и «анти–официальных») к документам и первоисточникам приводит к появлению мифов, кочующих из книги в книгу.

Слава богу, сейчас почти прекратили писать об эпидемии чумы в Афинах во время Пелопонесской войны, но еще в 1990‑е годы редкая публикация, касающаяся античной военной истории, обходилась без упоминания этого исторического события. Откуда взялась эта «чума», в общем, понятно. В аутентичном тексте было просто «мор» — слово, которое обозначает любое инфекционное заболевание, поветрие. В Средние Века этот термин использовался для обозначения «черной смерти» (кстати, не только чумы, но и оспы), а уже в Новое Время его прикрепили к конкретной болезни. Но этот исторически сложившийся контекст зачастую неведом военному историку, он же — узкий специалист! И откуда ему знать, что реальная эпидемия чумы за несколько месяцев выкосила бы под корень население Афин, равно как и спартанскую осадную армию, и на этом бы не остановилась?

Или давно осмеянные данные о численности конного корпуса Батыя на территории Руси — до миллиона человек. То есть предполагается, что миллионная конная лавина может совершать зимние походы в условиях лесостепи? Интересно, авторы этой легенды предполагали, что лошади найдут себе пропитание — или они думали, что в Орде научились организовывать снабжение крупных подвижных войсковых группировок?

Более близкий пример: Наполеон в своих реляциях об Аустерлицкой битве писал о «тысячах русских, утонувших в Праценских озерах». У императора было живое, романтическое воображение, да и пропаганду он рассматривал в качестве отдельного рода войск. Его совершенно не интересовало, как могут люди тысячами тонуть в водоеме глубиной около метра.

До сих пор военные историки, анализируя Восточно — Прусскую операцию Первой Мировой войны, пеняют Ренненкампфу, командующему 1‑й русской армии, за неоказание своевременной помощи Самсонову. Дело доходит до обвинений в предательстве. Между тем попробуйте как–нибудь на досуге проиграть сражение в Восточной Пруссии на картах. Вы сразу же обнаружите, что, пока немцы владеют Летценскими укреплениями и в целом районом Мазурских озер, организовать взаимодействие 1‑й и 2‑й армии не удается даже в игре за столом — а немцы выигрывают необходимое количество темпов, используя внутренние операционные линии и развертываясь против внутреннего фланга любой из русских армий на выбор. А потом можно поискать подтверждение и в документах. Узнать, например, что фон Шлиффен рассматривал такой маневр как «контрольное решение» для Восточной Пруссии.

Конечно, хуже всего дело обстоит со Второй Мировой войной. Совсем плохо — с цифровыми данными. Очень упрощенно можно сказать, что каждая сторона оценивала численность своих войск по реальному положению дел, а численность противника — по штатному составу; что во всех донесениях всех сторон существовала тенденция выдавать предполагаемые общие потери противника за потери убитыми или даже пленными; что уничтоженная техника противника определилась «методом научного тыка», но документировалась при этом скрупулезно. Иногда дело доходило до анекдотов — когда, например, самоходок «Фердинанд» по документам одними только советскими войсками было уничтожено на порядок больше, чем их произвела вся промышленность Германии.

Все это довольно очевидно, но возникающая проблема носит далеко не казуистический и даже не теоретический характер. Она социально значима.

Общие потери Советского Союза во Второй Мировой войне до сих пор обсуждаются не только в исторической, но и в публицистической литературе. Хорошо хоть не в Государственной Думе, где уже всерьез завели речь о необходимости уголовного наказания за определенные оценки некоторых исторических событий.

Я имею в виду нашумевшее предложение С. Шойгу сажать в тюрьму за «отрицание победы Советского Союза в Великой Отечественной войне». Удивительная мысль! Если понимать сказанное буквально, и речь идет именно о Великой Отечественной войне, в которой Советский Союз воевал с Германией, то отрицать победу СССР над Германией невозможно, и никто, находясь в здравом уме, делать этого не будет. Сумасшедшие же, пусть даже многочисленные — дело психиатров, а не правоохранительных органов.

Если же толковать исходную мысль расширительно, то есть говорить не о Великой Отечественной, а о Второй Мировой войне, в которой воевала антигитлеровская коалиция против блока фашистских держав, то с уверенностью можно сказать только то, что Советский Союз воевал на стороне победившей коалиции. Но означает ли это, что он победил в войне? Вопрос очень сложный, ответ на него зависит от того, что понимать под победой. Понятно, что фашистский блок войну проиграл: страны этого блока были полностью или частично оккупированы, вооруженные силы — разгромлены, промышленность — уничтожена. А вот ситуация с коалицией победителей далеко не так ясна.

145