В принципе, на последний вопрос можно ответить, взяв за основу историю рода и ту естественную связь, который каждый человек имеет со своими предками и которая во многом, предопределяет его жизнь. Но как раз локальные истории в круг обязательного чтения культурного человека не входят.
Давайте договоримся о том, что изучение прошлого имеет смысл лишь в трех случаях:
• Когда оно интересно изучающему. Здесь, конечно, говорить о какой–либо «пользе» бессмысленно: кто–то получает удовольствие от работы, кто–то от спорта, кто–то от компьютерных игр, а кто–то от чтения первоисточников — историческая литература ничем не хуже шахматной или художественной, но ведь и не лучше.
• Когда оно прагматически полезно, то есть может быть использовано в повседневной жизни;
• Когда оно представляет собой неотъемлемую часть онтологии — совокупности представления человека о сущем.
Здесь надлежит заметить, что требуется длительное изучение и обязательное моделирование истории, чтобы извлечь из нее действительные, а не мнимые уроки. Слишком часто исторические выводы оказываются случайными по своему содержанию. Слишком любят историки доказывать неизбежность произошедшего. Между тем даже при исследовании такой простой (даже счетной) системы, как шахматная партия, необходимо анализировать не только случившиеся ходы, но и варианты, иногда — целые деревья вариантов. И очень часто оказывается, что восхитившие зрителей комбинации удались только из–за слабой техники защиты. Или наоборот: успешная защита оказалась возможной только вследствие ошибок, допущенных при ведении атаки.
Истина возникает только как результат анализа вариантов.
Я склонен считать, что та история, которая «не терпит сослагательного наклонения», не содержит и не может содержать в себе ничего полезного для сегодняшнего дня.
В первую очередь это относится к военной истории.
Среди многочисленных разделов военной науки выделяются два. Это прежде всего история партий, анализирующая в конечном итоге жизнь людей — ярких, интересных, занимающих четкую позицию в отношении характерных для их эпохи исторических процессов. Затем это военная история, анализирующая наиболее острые конфликты между «центрами силы» и самые последовательные и бескомпромиссные способы разрешения этих конфликтов. В известной пословице: «Война — такая же жизнь, только протекающая много быстрее», — заключено много правды. События многих десятилетий — со всеми социальными, политическими и экономическими проблемами, противоречиями, трендами, личностными позициями — война сжимает до нескольких лет, если не месяцев. «Война любит победу и не любит продолжительности».
Правомочно рассматривать войну как «сублимированную историю», из которой удалена «вода». Война предельно обостряет все противоречия, чтобы разрешить их самым жестким из всех возможных способов, игнорируя социальные условности: «Война — это путь обмана, дело, противное добродетели. Полководец — агент смерти».
Прагматическая полезность изучения войны определяется четырьмя основными факторами:
Во–первых, уже упомянутым «ТРИЗовским» характером войны, ее способностью обострять и быстро разрешать исторические противоречия, концентрируя исторические события в связанные обозримые последовательности.
Во–вторых, война, понимаемая как конфликт, при котором физическое выживание противника не рассматривается в качестве необходимо граничного условия, представляет собой критический социосистемный процесс — правда, не базовый, а иллюзорный. Это означает, что каждому человеку приходится в течение своей жизни соприкасаться с пространством войны, иногда — в качестве ее актора. «Хочешь мира — готовься к войне. Хочешь войны — готовься к войне. Короче, хочешь — не хочешь…» Поэтому личные войны, которые мы ведем с другими людьми, с бюрократическими системами, с жизненными обстоятельствами, структурно не отличаются от больших межгосударственных войн и в первом приближении подчиняются тем же законам. А эти законы давно, уже в V столетии до нашей эры, проанализированы вдоль и поперек.
В-третьих, война всегда представляет собой управленческую задачу с заведомой нехваткой ресурсов. «Когда наши войска дерутся с германскими танковыми частями, противотанковых средств хватать не может». Знание апробированных техник решения таких, формально некорректных, задач может очень помочь в критические моменты жизни.
В-четвертых, война сюжетна — что, кстати, вытекает из ее быстроты, насыщенности противоречиями, ее карнавального характера. Тем самым она поддерживает существование самых разных информационных объектов, в том числе высокоорганизованных. Из этого следует, конечно, что война содержит магическую составляющую — то есть непосредственное также четыре иллюзорных процесса. Для человеческой социосистемы в индустриальной фазе ее развития это — война, трансцендентальное познание, контроль, упаковка и торговля. Каждый базовый процесс связан с соответствующим иллюзорным (управление с войной, познание с трансцендентальным познанием и т. д.), причем связь эта осуществляется через социальные институты. Управление и войну связывает государство. С точки зрения социосистемы война носит прежде всего карнавальный характер: она переворачивает все с ног на голову, делая приемлемыми и даже предписываемыми нормы поведения, которые при нормальном, мирном, состоянии общества абсолютно неприемлемы. Такой кратковременный карнавал снимает накопившиеся противоречия между личной агрессивностью и социальной безопасностью, поддерживая социосистему в устойчивом состоянии. Понятно, что периоды войны должны быть много меньше периодов мира. влияние информации на материальный мир. Понимание такого влияния, не говоря уже о практическом владении соответствующими технологиями, весьма полезно.