Новая история Второй мировой - Страница 112

112

Союзники, конечно, наделали множество ошибок и существенно облегчили японцам решение их задач. Но надо иметь в виду, что после нейтрализации Тихоокеанского флота в Перл — Харборе кампания в Южных морях — быстрее или медленнее, с большими или меньшими потерями — выигрывалась японской стороной, захватившей господство на море. Ни США, ни Великобритания на тот момент не располагали силами, способными кардинально переломить ситуацию. Поэтому хотя мы и можем варьировать различные события, на конечном итоге кампании это не отражается, и Альтернативной Реальности не возникает.

Великобритания заведомо проигрывала в Южных морях уже потому, что она вообще не была субъектом Тихоокеанской войны, которая развивалась помимо воли бывшей «владычицы морей». Т. Филипс был единственным человеком, который не желал этого признать, и его гибель (при том, что эсминцами охранения было спасено более 2000 человек из экипажей «Рипалса» и «Принца Уэльского») стала естественным завершением сюжета.

Япония была субъектом стратегии, но не геополитики. В политическом пространстве действия руководства страны Восходящего Солнца были просчитаны Рузвельтом с начала и до конца, так что здесь тоже нет никаких развилок. Рузвельт добился своего — голосование в Конгрессе по вопросу о вступлении в войну было практически единогласным. Цена, правда, оказалась значительно выше, нежели предполагал президент.

Рузвельт справедливо считал, что для Японии вступление в войну с США само по себе является актом национальной катастрофы. Но стараниями Ямамото, Нагумо, Футиды и других японских адептов «стратегии чуда» начало войны на Тихом океане обернулось «Днем позора» Соединенных Штатов Америки. Утром 8 декабря не только японцы, но и американцы столкнулись с реальной угрозой разгрома и полной утраты позиций в мире. Такова была «стратегическая поправка» Ямамото к геополитическому плану Рузвельта: вместо заранее заготовленной «маленькой победоносной войны» сложная Игра с шансами (и рисками) для обеих сторон.

Но даже если бы Рузвельт полностью отдавал себе отчет в уровне опасности, едва ли он принял бы другое решение. В 1941 году перед Соединенными Штатами стоял единственный выбор: стать «мировой державой» вместо Великобритании — или медленно деградировать, прозябая от одного экономического кризиса до другого. Другими словами, с США могло произойти все то, что в Текущей Реальности случилось с Англией. Стойкость американской нации проявилась именно в том, что в данной критической ситуации власть в стране, далеко выходящая за «рамки» и без того немалых президентских полномочий, была сосредоточена именно в руках Рузвельта.

Подобный расклад сюжетов не оставляет места Альтернативам.

После того, как Гитлер объявил войну США, пространство войны оформилось окончательно, и боевые действия >хватили весь мир. Пять враждующих Империй полностью развернули свои силы. Дебютная стадия геополитической игры закончилась. На «мировой шахматной доске обозначилась позиция миттельшпиля.

Сюжет третий: последний шанс Германии

Зимой 1942 года вермахт проявил то, что предыдущим летом продемонстрировала Красная Армия — несмотря на болезненный и ошеломляющий удар, он сумел вернуть себе стойкость в обороне. Московская битва была нокаутом, и оперативная обстановка на Восточном фронте долгое время граничила с полной и тотальной катастрофой. По крайней мере, в одном отношении Гитлер был прав: к тому моменту, когда командующие на местах сориентировались в ситуации и уяснили масштабы советского контрнаступления, решение о стратегическом отходе уже запоздало. Страдающие от недостатка горючего и теплых вещей, потерявшие подвижность войска просто замерзли бы в снегу. Инстинктивное решение Гитлера при всех обстоятельствах «держать» города, превратив их в каркас Восточного фронта, избавило солдат и офицеров Группы армий «Центр» от участи, постигшей в 1812 году Великую армию Наполеона. Но и цена была велика.

Зимой 1941 года Гитлер требовал от войск невозможного. Фюрер беспощадно убрал из армии всех военачальников, осмеливавшихся соизмерять его указания с реальным положением дел на фронте или просто «иметь суждение». На освободившиеся места пришли офицеры с богатым практическим боевым опытом, но с недостаточной оперативной подготовкой. После Московской битвы в немецком военном искусстве возникает разрыв между тактикой и стратегией, и в дальнейшем он будет только нарастать. В результате вновь обретенная непревзойденная стойкость пехоты окажется для Германии только средством затянуть войну. Вновь и вновь Рейх будет добиваться отличных тактических результатов — но никогда уже они не сложатся в цельную стратегическую «картинку».

Г. Клюге, принявший группу армий «Центр», был хитроумнее, изощреннее и, вероятно, умнее Ф. фон Бока. Но Бок умел видеть за отдельными сражениями войну — Клюге же полагал, что вся война складывается из отдельных сражений.

В целом уровень руководства вермахтом упал. Более того, поражение под Москвой изменило весь стиль отношений между командными инстанциями гитлеровской армии. Отныне инициативе отдельных военачальников были установлены четкие пределы. Уже упоминалось, что начиная с середины декабря 1941 года командиров корпусов и дивизий лишили права самостоятельно принимать решения о перемещении войск с занимаемых позиций. Это подорвало мобильность немецких войск в еще большей мере, чем нехватка автотранспорта.

Конечно, действительность оказалась сложнее. Даже после декабрьского «разгрома генералов», учиненного Гитлером, в германской армии осталось немало полководцев, обладающих оперативными способностями и умеющими отстаивать свою позицию. В. Модель, кстати, один из военных «выдвиженцев», отреагировал на очередное указание «сверху» вопросом: «Мой фюрер, кто командует 9‑й армией Яши Вы?» Э. Манштейн обладал умением убедительно разъяснять собственную точку зрения на ситуацию — а, надо сказать, Гитлер был более восприимчив к разумной аргументации, нежели это изображается в послевоенных немецких мемуарах.

112