В. Суворов пытается доказать, что доктриной советской армии конца 1930‑х — начала 1940‑х годов было наступление, но здесь он ломится в открытую дверь. Этого никто никогда не скрывал, это зафиксировано в уставах, многократно прописано в мемуарной литературе. Другой вопрос, что от наступательной военной доктрины до решения вести агрессивную войну — «дистанция огромного размера». Да и не готова была РККА 1941 года к такой войне…
В. Суворов рисует перед читателями картину совершенно несообразной военной машины — всепобеждающей при наступлении и почти бессильной в обороне. Ничто не ново под луной: «Генерал–квартирмейстер поддержал соображения генерала Кюля весьма настойчиво и указал в особенности на то, что для проведения наступления сил достаточно, но при отступлении они могут отказать». По поводу этой истории, произошедшей с германской армией в начале сентября 1914 года, аналитик М. Галактионов ехидно замечает: «Это какой–то анекдот. Армия истощена до такой степени, что отступать не может, а может держаться, лишь наступая. Если такие выражения были допущены в той тяжелейшей обстановке, это еще можно понять, но приводить их всерьез теперь значит смешить людей».
Рассмотрим теперь политическую целесообразность и возможную стратегическую логику советского наступления на Германию летом 1941 года, чтобы прикинуть возможные оперативные последствия «Грозы».
Для «историков–демократов» 1990‑х годов глобальная агрессивность сталинского Советского Союза была очевидна сама собой и не требовала доказательств. Между тем вся политика Сталина легко укладывается в концепцию «собирания русских земель». Он устанавливает контроль над Прибалтикой, ранее принадлежащей Российской Империи. Делит с Германией Польшу — опять–таки претендуя в основном на бывшие владения России 1. Воюет с Финляндией — также входившей в состав царской России.
Спорить с тем, что такое «собирание» представляло собой акты агрессии, не приходится. Но заметим: во всех случаях речь шла о землях, исторически связанных с Россией. Нападению предшествовала активная дипломатическая подготовка (в Прибалтике она даже заменила военные действия). Ничего похожего на «внезапное, без объявления войны» нападение, преследующее решительные цели типа «мировой революции» и «установления в Западной Европе сталинского режима».
1 При этом — вполне в духе Версаля — учитывался национальный состав территорий: Советский Союз получил населенную украинцами бывшую австрийскую Галицию, зато отказался от первоначально предлагавшейся ему части Привислинского края с почти чисто польским населением взамен полной незаинтересованности Германии в Литве.
Нет никаких оснований считать И. Сталина сторонником идеи «мировой революции» (в отличие, например, от Троцкого и отчасти Ленина). Всю свою жизнь И. Сталин боролся с революцией, с деятелями революции, с революционными методами управления экономикой, а вдобавок никогда не отличался стремлением к авантюрам.
Сравнивая внешнюю политику Сталина и Гитлера, мы видим, что второй готов пойти на предельный риск в смутной надежде на благоприятный исход (Рейнская область, Чехословакия, Польша, Норвегия), в то время как первый не рисковал никогда и ни при каких обстоятельствах. Все политические и военные победы И. Сталина рубежа десятилетий — это победы безусловно сильнейшего над слабейшим. СССР и Финляндия. СССР и Латвия. СССР и Румыния. Даже боевые действия против Польши РККА начала только тогда, когда польская армия уже развалилась, и ни о какой обороне не могло быть и речи.
За этот период только один раз не удалось избежать «настоящей» войны — в Финляндии. И. Сталин верен себе: масштабы войны предельно ограничиваются, первоначально речь идет об использовании войск только одного округа. Сопротивление финнов ломает первоначальные планы, война разрастается, возникает угроза вступления в нее великих держав. В результате вместо «Финляндской социалистической республики» Сталин ограничивается Карельским перешейком — представим себе, что в октябре 1939 года Гитлер заключает с Польшей мир, получив лишь «Данцигский коридор»…
В. Суворов много и проникновенно пишет, сколь сложны были цели, поставленные перед советской армией в Финляндии. «Ни одна армия в мире не смогла бы проявить себя лучше…» В действительности, как мы отмечали выше, ничего уникального в операции, Финляндии не было. Сложности — да, были, но в 1944 году задача, на выполнение которой зимой 1939/40 годов потребовалось 3,5 месяца, была решена за две недели.
Но даже если военные профессионалы и считали финскую кампанию РККА заслуживающей восхищения, И. Сталин вряд ли вдавался в тонкости. Он видел, что войну с трехмиллионной Финляндией Красная Армия смогла выиграть только значительным напряжением сил. Вряд ли этот результат обнадежил его настолько, чтобы решиться внезапно напасть на армию, справедливо признанную сильнейшей в мире.
И еще один вопрос: а что, собственно, «товарищ Сталин» выигрывал от большой войны, будь она даже сверхудачной? Когорту «сталинских полководцев» рядом с вождем?
Стратегически начертание границы в 1941 году почти не изменилось по сравнению с 1914 годом. Как и прежде, Восточная Пруссия глубоко охватывала с фланга стратегическую позицию русских войск в Польше. Опыт Первой Мировой войны показал, что продвижение за Вислу при необеспеченном правом фланге невозможно, поэтому, конструируя наступательную кампанию за Советский Союз, придется выделить силы на вспомогательную операцию против Кенигсберга