Новая история Второй мировой - Страница 33

«Удар в спину», который Советский Союз нанес Польше, до сего дня вызывает справедливое негодование поляков — но надо заметить, что война была проиграна ими на две недели раньше. К 17 сентября речь шла лишь о стадии «post mortem»; польское государство было уничтожено, и речь шла только о дележе «польского наследства». Заметим здесь, что действия Германии и СССР, положивших конец «уродливому детищу Версальского договора» (как выразился Молотов, перефразируя слова Пилсудского, сказанные о Чехословакии), нашли полное понимание и сочувствие на Западе. Во всяком случае, англо–французское военное руководство не сделало для помощи Польше ничего.

II

Польская победа вермахта резко изменила ситуацию в Европе. Прежде всего солдаты вермахта ощутили доверие к своему руководству, а генералы — к новому способу ведения войны. Западные союзники оказались в ситуации, которой всеми силами стремились избежать: им предстояла прямая вооруженная схватка с Германией. Советский Союз получил временную свободу действий в Северной и Восточной Европе.

В последующие месяцы воюющие стороны развернули борьбу за так называемый «скандинавский плацдарм». Мотивация, которой они руководствовались, была совершенно различной.

Гитлер до самого последнего момента не предполагал, что Великобритания и Франция, так легко сдавшие Чехословакию, начнут войну из–за Польши. В течение десяти–двенадцати дней над Рейхом висела тень стратегической катастрофы — тем более грозная, что вывести из боя части и соединения, перемалывающие польскую армию на Варте и Бзуре, не представлялось возможным. Отделавшись легким испугом, Гитлер 6 октября предложил созвать мирную конференцию, но эта инициатива была публично отклонена Западом. В возникших условиях Гитлер решил сокрушить оборону союзников во Франции и сделать это как можно быстрее — пока военные руководители союзников не извлекут надлежащих выводов из польской компании и не воплотят эти выводы в новые организационные и тактические схемы.

Как бы то ни было, Гитлер торопил командование вермахта, требуя немедленно начать наступление на Западе. Но вермахт также нуждался в паузе для реорганизации, к тому же погода осенью 1939 года не способствовала действиям авиации. Начало операции непрерывно переносилось, и к началу января 1940 года это стало уже походить на водевильную сцену, когда бандит десять раз подряд заносит дубину над головой ничего не замечающего добропорядочного горожанина, но всякий раз что–то мешает ему нанести удар.

Союзники не обращали особого внимания на действия немцев, считая свой фронт непреодолимым. Они и в действительности занимали очень сильную позицию, опирающуюся на долговременные укрепления «линии Мажино». Целая группа армий оставалась в резерве, имея задачей ликвидацию любых «неизбежных на войне случайностей».

Со своей стороны союзники полагали, что германская приграничная «линия Зигфрида» также труднопреодолима — во всяком случае, ее штурм будет сопровождаться значительными потерями. Свои надежды они возложили на блокаду Германии, бомбардировки и пропаганду. Но блокада не была вполне герметичной, и Черчилль уже 19 сентября обратил взор к Норвегии, предложив нарушить ее нейтралитет постановкой минных заграждений в ее территориальных водах. С этого дня начинается предыстория короткой и бурной Норвежской кампании 1940 года.

Советский Союз воспользовался предоставленной ему свободой действий для значительного расширения своих границ в Европе. Осенью 1939 года была официально аннексирована восточная часть Польши (Западная Украина и Западная Белоруссия), и одновременно приобретены важные стратегические позиции в Прибалтийских государствах. В ноябре началась Финская война.

Нет никакого сомнения в том, что И. Сталин решал задачу «собирания» потерянных в революционные годы земель Российской Империи. Но и определенные стратегические резоны в его действиях также имелись. Разумеется, трудно было предполагать возможность самостоятельного наступления финской или эстонской армии на Ленинград (хотя в 1918–1920 годах в головах некоторых «горячих финских парней» такие идеи имели хождение). Но в условиях большой коалиционной войны — с Германией, с Польшей или с западными державами, — наличие столь глубоко вдающихся в территорию России стратегических плацдармов представляло серьезную опасность.

Финны вполне учитывали возможность такой войны: значительная часть военного бюджета Финляндии была потрачена на создание системы крупнокалиберных береговых батарей в Финском заливе. Такие батареи были совершенно бесполезны при обороне прибрежных шхер (здесь куда полезнее были бы мины, противокатерная артиллерия и береговые укрепления), но зато блокировали выход из Финского залива. Кроме того, на Балтийском флоте все еще помнили «Кронштадтскую побудку» — и то, что английские катера и самолеты базировались в то время на финской Бьерке.

Однако если стратегически действия СССР и были обоснованы, то политическое их обеспечение оказалось ниже всякой критики, а тактическое воплощение обернулось серьезными проблемами — кстати, это еще раз подтверждает, что подготовка к войне началась в самый последний момент. Попытавшись решить задачу силами одного Ленинградского военного округа, Красная Армия перешла в решительное наступление на финскую оборонительную позицию, великолепно вписанную в лесисто–болотистое бездорожье Карельского перешейка, и без того крайне малопригодного для действий больших масс войск, особенно в зимнее время.