Тухачевский, развивая теорию революционной войны и отчасти находясь под влиянием германской военной мысли, заявлял, что будущую войну следует вести наступательно, с задачей быстрого разгрома противника и с расчетом на восстания в его тылу. Естественно, что для решительного успеха в наступлении требовалось использовать все новшества военной техники — авиацию, танки, автотранспорт, а также более экзотические боевые средства, в итоге так и не вышедшие из стадии разработок.
В противовес ему Свечин, ориентируясь на печальный опыт Первой мировой и русско–японской войн, доказывал, что для России с ее обширными территориями, богатыми, но трудно концентрируемыми людскими и природными ресурсами выгоднее всего будет война на истощение, где новые боевые средства, при всем их значении, не сыграют решающей роли. Как он сам писал в автобиографии 1937 года:
«В своем труде «Стратегия» я резко высказывался против бонапартистских тенденций в военном искусстве, высказывался против увлечений, которые предполагали, что новая военная техника сводит к нулю оборону и благоприятствует молниеносному наступлению, (что теперь является признанным даже в Германии), и очень неуважительно отзывался о стратегическом понимании Люден–дорфа и германской школы…
М. Н. Тухачевский, которого я неоднократно изобличал на диспутах (1927 г.), в литературе, на лекциях и в совещаниях, выступил с обвинением старых специалистов в реакционности и в том, что они являются проводниками пораженческого движения и буржуазной агентурой в Красной Армии».
В 1931 году Свечин был арестован по делу «Весна». Вряд ли он имел какое–то касательство к заговору — даже если тот был чем–то большим, нежели салонная болтовня старорежимных «военспецов». В том же году М. Н. Тухачевский становится заместителем наркома военно–морских сил, председателем Реввоенсовета и начальником вооружений РККА. Казалось бы, победа в споре определена. Но ровно через год Свечина освобождают из заключения, и он получает назначение в Разведывательное управление Штаба РККА. Осенью 1936 года он получает воинское звание комбрига, всего через два месяца становится комдивом, а вскоре вновь оказывается профессором вновь воссозданной академии Генерального штаба.
Тухачевский был арестован в мае 1937 года, Свечин — в декабре, пережив своего оппонента всего лишь на год. Кто из них выиграл спор? На первый взгляд, победителем стал Тухачевский — формально советская военная теория продолжала основываться на «стратегии сокрушения», требовавшей развития воздушных и механизированных сил. Страна пела о победе «малой кровью, могучим ударом». Однако политическое руководство рассматривало ситуацию совсем по-другому — именно во второй половине 30‑х был сделан упор на создание промышленной базы глубоко в тыловых районах страны, развернулось усиленное строительство заводов — «дублеров» на Урале и в Сибири. Именно на эти площадки летом и осенью 1941 года были эвакуированы промышленные мощности с запада страны, что позволило не только не снизить военное производство, но даже увеличить его в рекордно короткий срок — ведь оставшиеся в Москве и Ленинграде части предприятий продолжали выпуск продукции. Стратегия измора встала против стратегии сокрушения — и выиграла.
Когда советские историки писали о «провале блицкрига», они имели в виду именно стратегический итог кампании 1941 года, а вовсе не утрату вермахтом способности проводить широкомасштабные маневренные операции. В этом смысле поворотным пунктом Второй Мировой войны стал не Мидуэй, не Эль—Аламейн и не Сталинград. Им стало 6 декабря 1941 года — дата начала советского контрнаступления под Москвой. С этого момента и для советского руководства, и для германского командования итог войны был предопределен, оставался лишь вопрос: когда и какой ценой?
Итак, со стратегией блицкрига все ясно — она относилась скорее к области экономики и геополитики, нежели к собственно способам ведения боевых действий. А как же с тактикой? В конце концов, кем и когда был впервые рожден этот термин и что он под собой подразумевал?
Вот что пишет по этому поводу современный исследователь:
«Впервые этот термин появляется в журнале «Deutsche Wehr» в 1935 году в статье, которая рассматривает перспективы выигрыша войны государствами, не обладающими достаточной сырьевой базой. В следующий раз он появляется в «Militar — Wochenblatt» в 1938 году, однако до начала Второй мировой войны это слово используется редко»
Однако позволим себе не поверить этому утверждению, поскольку в журнале «Война и революция» за тот же 1935 год уже можно найти следующий пассаж:
«Техническое совершенствование танка позволило также приступить к организации совершенно нового рода войск — самостоятельных механизированных бронетанковых частей. Этот новый род войск, так же, как и авиация, способствовал распространению всем известных и излюбленных буржуазией теорий о малых бронетанковых армиях, о молниеносной войне одними воздушными и механизированными силами».
Таким образом, в 1935 году термин «молниеносная война» уже был распространен настолько, что в кругах военных специалистов мог считаться общеизвестным. Авторство его выяснить вряд ли удастся — но можно констатировать, что определение «блицкриг» родилось в германской военной литературе первой половины 1930‑х годов — возможно, еще до прихода к власти нацистов.
Собственно, маневренной войной немцы заинтересовались гораздо раньше. Уже в докладе перед высшим командованием германской армии 18 февраля 1919 года — еще до Версаля! — Ганс фон Сект, бывший начальник турецкого Генштаба и будущий руководитель германского «Труппенамт», так сформулировал задачи подвижных сил: